Первая русская революция

Бедность трудового люда, желание крестьян получить помещичью землю, стремление интеллигенции к демократическим свободам порож­дали хронически опасный социальный фон. Экономический кризис и правительственные репрессии довели народное недовольство до крити­ческой черты. С другой стороны, неудачная война подорвала престиж власти. Правительство дало слабину, разрешив земский съезд, и раздраз­нило оппозицию, отказавшись пойти навстречу ее требованиям. Теперь дело было за авантюристом, способным воспользоваться обстоятельст­вами. Явиться он не замедлил. Это был православный священник Геор­гий Гапон (1870-1906), руководитель «Собрания русских фабрично-завод­ских рабочих г. Санкт-Петербурга».

Дорогу Гапону проторил Сергей Зубатов, начальник Московского охранного отделения, а затем всего политического сыска империи. С, В. Зу­батов создавал профессиональные объединения рабочих, призванные отстаивать их экономические права в рамках существующего строя и вырвать пролетариат из-под влияния революционеров. Из-за конфликта с Плеве Зубатов потерял должность. Но дело его было продолжено — в феврале 1904 г. был официально утвержден устав гапоновского «Со­брания…».

Осенью 1904 г. в атмосфере военных поражений, экономических трудностей, банкетной кампании, студенческих демонстраций происхо­дит быстрый рост численности гапоновской организации и популярно­сти самого Гапона. Тогда в руководстве «Собрания…» возникает мысль, что и рабочим следует обратиться к властям петицией, подобно тому, как это делали интеллигенты на своих банкетах, Гапон и его приближенные такую петицию сочинили. Требования она содержала самые радикаль­ные: отмена выкупных платежей, замена косвенных налогов прогрес­сивным подоходным налогом, установление 8-часового рабочего дня (по закону, он длился 11,5 часов, сверхурочные работы, соглашаться на кото­рые рабочих заставляла материальная нужда, увеличивали его до 14-15 часов), повышение зарплаты (большинству рабочих она едва позволяла сводить концы с концами, и еще более снижали ее взимаемые админи­страцией предприятий за те или иные провинности штрафы), «охрана труда законом» (рабочие от произвола капиталистов никак не были за­щищены, уволить работника хозяин мог в любой момент), постепенная передача земли народу, введение свобод слова, печати, совести, собра­ний, забастовок, профсоюзов, равенство граждан перед законом, амни­стия политзаключенным, а главное, проведение выборов Учредительно­го собрания на основе всеобщей, равной и тайной подачи голосов.

5 января петицию стали зачитывать в отделах «Собрания…». Гапон вы­ступил на десятках митингов. Рабочие воспринимали его как пророка, пе­тицию — как откровение. 6-го Гапон предложил всем миром пойти к Зим­нему дворцу и вручить обращение самому царю. 7-го начался сбор подпи­сей под петицией. Забастовали почти все заводы и фабрики столицы.

Воскресным утром 9 января 1905 г. одиннадцатью колоннами (по числу отделений «Собрания..,») с иконами, хоругвями, портретами царя рабочие двинулись к центру города. К двум они должны были сойтись у Зимнего дворца. В шествии, очень похожем на крестный ход, участвова­ло 140 тысяч человек, одну из колонн возглавлял Гапон,

Власть же решила дать народу урок. Царь возложил ответственность за поддержание порядка на своего дядю, главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа великого князя Владимира Александровича, и покинул город. По приказу великого князя солдаты и казаки блокировали улицы и уже на дальних подступах к центру стали стрелять в демонстрантов и рубить их шашками. Более тысячи человек было убито и более пяти тысяч ранено.

За всю историю России не было случая, чтобы власть столь безза­стенчиво обнаруживала презрение к простому люду. Вера в царя-заступ­ника рухнула в одночасье; рабочие, шедшие ко дворцу в религиозном экстазе, по возвращении в свои отделы топтали иконы и царские порт­реты. Всю страну охватили волнения; с «Кровавого воскресенья» нача­лась первая русская революция. Бастовали рабочие, громили помещичьи усадьбы крестьяне, эсеровские дружинники убивали полицейских и фаб­рикантов. Интеллигенция, крестьянство, пролетариат требовали Учреди­тельного собрания.

Но все это шло без Гапона. Выдающийся оратор и демагог, способный, как крысолов из немецкой сказки, увлечь за собой куда угодно наивных людей, он не был героем. Под пулями он струсил, бежал, эмигрировал, пы­тался, преисполненный сознания собственной исторической миссии, объ­единить под своим началом все российские социалистические партии, потерпел неудачу, в конце 1905 г. после амнистии вернулся в Россию, стал сотрудничать с правительством и был убит революционерами.

Портсмутский мир, зафиксировавший поражение России, и неурожай, вызвавший очередной голод, до предела взвинтили обстановку. В сентяб­ре страна погрузилась в полный хаос. Сибирь, Кавказ, Прибалтика, Польша были охвачены мятежами, в центральных губерниях бушевали крестьянские восстания, а большая часть армии находилась в Маньчжу­рии. 19сентября забастовала типография И.Д.Сытина, 23-го бастовали уже все типографии Москвы. 7 октября началась стачка на Московско- Казанской железной дороге. Через несколько дней к ней присоединились железнодорожники, а затем рабочие и служащие всей страны. В Октябрь­ской всероссийской политической стачке участвовало два миллиона че­ловек. Это была первая в мире общегосударственная забастовка. Москву и Петербург она парализовала полностью. Не работали магазины, ресто­раны, банки, суды, телеграф, телефон, электростанции, водопровод. Стачка проходила под лозунгом «Долой самодержавие!». Бастующие тре­бовали демократических свобод, 8-часового рабочего дня, выборов Уч­редительного собрания. В десятках городов появились Советы рабочих депутатов, руководившие стачкой и присваивавшие себе функции мест­ных органов власти.

Положение было критическим. Кайзер Вильгельм предложил царю в случае опасности уехать в Германию. Придворные обсуждали, не стоит ли принять это предложение.

В середине сентября в Россию вернулся Витте. Друзья и знакомые встретили его как спасителя. Он добился довольно благоприятного мира с внешним врагом; надеялись, что он обеспечит и внутреннее умиротво­рение. В немалой мере Витте и впрямь оправдал эти ожидания. 9 октября Витте прибыл к императору в Петергоф, где тот сидел безвылазно, как в осажденной крепости, и представил ему программу либеральных преоб­разований. Необходимым условием их реализации Витте считал созда­ние объединенного правительства, в котором министры были бы подчи­нены его председателю. До сих пор в России существовал другой поря­док: каждый министр приходил к государю с докладом, по этим докла­дам он принимал решения. Учреждать пост высшего чиновника русские цари не хотели, видя в нем возможного конкурента. Так и было, напри­мер, в Турции, где визири нередко свергали султанов. Витте заявил, что есть и иной выход: передать всю полноту власти военному диктатору, способному силой подавить смуту.

Но тут он лукавил. Витте прекрасно знал, что другого выхода нет. Для осуществления военной диктатуры не хватало войск. Были сомнения в их надежности. Отсутствовал и подходящий кандидат в диктаторы. И после мучительных колебаний, подозревая Витте в намерении стать президентом Российской республики, Николай согласился на предло­женный им путь.

17 октября был опубликован царский манифест «Об усовершенство­вании государственного порядка». «На обязанность правительства, — говорилось в этом документе, — возлагаем мы выполнение непреклон­ной нашей воли: 1) „даровать населению свободы совести, слова, собра­ний и союзов», гарантировать неприкосновенность личности; 2) провес­ти всеобщие выборы в Государственную думу; 3) предоставить Думе за­конодательную власть и право надзора за действиями власти исполни­тельной». Витте был назначен председателем первого в русской истории объединенного Совета министров. Ему были подчинены все министры, кроме военного, морского, иностранных дел и императорского двора. Была объявлена широкая амнистия политзаключенным. Многие были освобождены, другим был снижен срок наказания, приговоренные к смертной казни получили 15 лет каторги.

Цель Витте состояла в том, чтобы расколоть оппозицию, наладить сотрудничество с либералами, изолировать социалистов и таким обра­зом стабилизировать обстановку без применения военной силы. Данный замысел удался только отчасти. Более того, на первых порах манифест даже ухудшил положение.

Революционеры сочли, что пришла пора добить режим. Началась открытая подготовка к восстанию. То там, то здесь вспыхивали мятежи. После Цусимы особенно революционизирован был флот, 26 октября раз­разился бунт в Кронштадте, 14 ноября — в Севастополе. Лейтенант Петр Шмидт провозгласил себя командующим Черноморским флотом. Ло­кальные волнения были легко подавлены, Шмидт и его ближайшие со­ратники расстреляны.

С другой стороны, власть обрела добровольных защитников. Сразу после 17 октября образовались десятки правонационалистических орга­низаций. Крупнейшей был «Союз русского народа» во главе с доктором Александром Дубровиным и помещиком Владимиром Пуришкевичем. Вслед за левыми, правые стали формировать свои дружины. Их участники носили черные рубашки, и правых радикалов стали именовать «черносо­тенцами». Националисты с готовностью приняли это кличку, заявляя, что выражают интересы трудового народа: «черным» в средневековой Руси называлось податное городское и сельское население. (Социали­стов, к слову, прозвали «красной сотней».)

Черносотенцы устраивали еврейские погромы, нападали на гимна­зистов, студентов, просто людей с интеллигентной внешностью. С ико­нами и хоругвями ходили они по улицам и заставляли тех, в ком видели противников самодержавия, снимать шапку перед царскими портретами и петь русский гимн. Царь и двор поощряли эту инициативу снизу. Нико­лай носил значок «Союза русского народа». Но, несмотря на поддержку свыше, стать заслоном на пути революции и сравняться в популярности с левыми партиями черносотенцы не смогли. Причиной тому являлась консервативность их социально-политической идеологии. Будучи за­щитниками существующего строя, правые радикалы не могли призвать к переделу земли, о котором мечтали крестьяне и к которому стремились эсеры и социал-демократы.

Либералы, к разочарованию Витте, участвовать в его правительстве отказались. Во-первых, они не хотели разрывать с социалистами. У тех и других был общий враг — правительство, а таковой — лучший цемент любых коалиций. Во-вторых, либералы не доверяли царю и полагали, что он как даровал права и свободы, так может их и отобрать. (И Николай считал, что это в его праве.) Большинство земцев было уверено, что ма­нифест 17 октября — не последняя уступка правительства. В октябре эти радикалы во главе с историком Павлом Милюковым (1859-1943) создали конституционно-демократическую (кадетскую) партию, вскоре назван­ную и партией народной свободы. Она объединила членов «Союза осво­бождения», «Союза земцев-конституционалистов», активистов земского движения.

В земских кругах присутствовало и меньшинство, готовое сотрудни­чать с властью, однако мало кого представлявшее. Это меньшинство в феврале 1906 г. образовало «Союз 17 октября» — партию либеральных националистов. Лидером партии стал Александр Гучков (1862-1936), вы­ходец из семьи московских предпринимателей.

И всё же царский манифест достиг главного. Он был с восторгом встречен городским населением. Забастовки постепенно прекратились. Царь ввел военное положение в ряде губерний. По распоряжению министра внутренних дел Петра Дурново (1842-1915) начались аресты. 26 ноября был арестован председатель Петербургского Совета Г. С. Хрустал ев (Но­сарь), 1877-1919). Совет объявил, что его председатель «взят в плен», что он избирает временный Президиум из трех лиц — внефракционного со­циал-демократа Льва Троцкого (Бронштейна, 1879-1940) и двух меньше­виков и продолжает готовиться к вооруженному восстанию.

2 декабря левые газеты (с весны они распространялись свободно) опубликовали от имени Петербургского Совета, руководящих органов Крестьянского союза, партий эсеров, большевиков, меньшевиков «фи­нансовый манифест», призывавший не платить налоги, изымать вклады из сберегательных касс, причем золотыми монетами (империалами, дос­тоинством в 15 рублей, и полуимпериалами, достоинством в 7,5), и золо­том же требовать уплаты жалованья. Люди и не дожидались подобных указаний. Толпами они осаждали сберкассы, забирая вклады и меняя бумажные деньги на золотые.

Медлить было нельзя. Власти закрыли напечатавшие этот манифест газеты. 3 декабря полиция в помещении Вольного экономического об­щества арестовала всех 267 присутствовавших на заседании депутатов Совета — половину его состава. В. И. Гур^ко> товарищ министра внутрен­них дел, рассказывает о реакции правительства на это событие. Шло со­вещание кабинета. Внезапно Витте позвали к телефону. Звонил П. Н. Дур­ново. Вернувшись, «с буквально белым лицом и с прерывающимся от дрожи голосом он в величайшем волнении сказал: „Все пропало. Дурно­во арестовал Совет рабочих депутатов». Слова эти произвели впечатле­ние разорвавшейся бомбы. Некоторые члены правительства даже вско­чили со своих мест, а управляющий его делами Н.И. Вуич затрясся как осиновый лист».

Нельзя было медлить и революционерам. Понимая, что время рабо­тает против них, они предприняли отчаянную попытку захвата власти. 6 декабря московская конференция железнодорожников призвала к все­общей забастовке. Паралич железных дорог рассматривался социалиста­ми как непременное условие успеха революции. Сразу Московский Совет рабочих депутатов и руководящие органы эсеров, большевиков и мень­шевиков постановили объявить с 7 декабря всеобщую политическую стачку, а затем перевести ее в вооруженное восстание. Этот призыв был напечатан в газете «Известия Московского Совета рабочих депутатов».

7 же декабря, ранним утром, Дурново отправился к императору и получил карт-бланш на любые действия по наведению порядка. Немедля он приказал начальникам жандармских управлений арестовать всех гла­варей радикальных партий и подавить все революционные выступления.

В телеграмме губернаторам он потребовал принять «самые энергичные меры борьбы с революцией, не останавливаясь ни перед чем». Дурново прекрасно понимал, что в этот критический час губернаторам необхо­дима уверенность в безоговорочной поддержке Центра. Поэтому в своей ставшей широко известной телеграмме губернаторам он заявлял: «Пом­ните: всю ответственность я беру на себя».

Революционеры к тому времени фактически вышли из подполья, и властям были известны их имена и квартиры. В Петербурге 7-8 декабря полиция арестовала 750 человек, раскрыла три динамитные мастерские, несколько типографий, изъяла 500 бомб, множество ружей и пистолетов.

Стачка в первопрестольной между тем была далека от октябрьского размаха. Многие предприятия и магазины революционеры закрывали силой. Не забастовала и Николаевская железная дорога, связывающая Москву и Петербург. 8-го числа власть нанесла первый удар: войска разо­гнали митинг в саду «Аквариум». 9-го дружинники стали нападать на полицейских и строить баррикады. С 10 декабря бои развернулись по всему городу. Сужая кольцо баррикад, повстанцы продвигались к центру. Генерал-губернатор Москвы В. Ф. Дубасов запросил подкреплений.

Тут-то и сказались аресты в Петербурге и работа Николаевской же­лезной дороги. Из Петербурга в Москву был переброшен Семеновский полк, из Варшавы — Ладожский. Под командованием Дубасова прави­тельственные войска перешли в наступление и оттеснили мятежников на Пресню. Пушечным огнем были разрушены важнейшие опорные пункты революционеров: Трехгорная (текстильная) мануфактура Н. И. Прохорова и мебельная фабрика Н.П. Шмита. К 21 декабря последние очаги сопро­тивления были ликвидированы. Вслед за Москвой бунты разразились более чем в 30 городах. Разрозненные мятежи были быстро усмирены. Карательные отряды подавили крестьянские волнения, охватившие бо­лее трети уездов Европейской России.

Только по необходимости Николай терпел рядом с собой людей бо­лее умных и сильных, чем он сам. Едва миновала угроза трону, государь стал тяготиться услугами Витте. Ведь одолеть оппозицию удалось лишь военным путем. У императора возникло чувство, что с манифестом от 17 октября он поспешил. То, что манифест сделал революционеров гене­ралами без армии, не дал всеобщей стачке перерасти в вооруженное вос­стание и свел революцию к череде изолированных бунтов, царь и двор предпочитали не замечать.

16 апреля царь отправил Витте и остальных министров в отставку. В этом решении содержались рациональные мотивы: Теперь перед ново­рожденной Думой представало новое правительство, не запятнанное кровью. Тем самым император, казалось бы, давал понять, что готов к сотрудничеству с парламентом. Но, делая шаг вперед, он тут же делал два шага назад: председателем правительства был назначен твердокамен­ный консерватор И. Л. Горемыкин. Министром внутренних дел стал Петр Столыпин (1862-1911), прежний саратовский губернатор.

Взять назад октябрьский манифест было немыслимо, но, одержав военную победу над оппозицией, власти постарались забыть о своих обещаниях и свести к минимуму содержащиеся в нем уступки. Прямо перед созывом Думы, 23 апреля 1906 г., Николай подписал «Основные государственные законы Российской империи». 27 апреля, в день откры­тия парламента, они были опубликованы. Одна из статей этого акта гла­сила, что его пересмотр может совершаться только по воле царя. Тем са­мым Дума лишалась юридической возможности превратиться в Учреди­тельное собрание и, следовательно, установить новый государственный строй. Актом определялось, что «императору всероссийскому принадле­жит верховная самодержавная власть», повиноваться которой «не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает». Но, в отличие от прежней редакции Основных законов, созданной Сперанским, монарх уже не именовался «неограниченным».

К компетенции императора относились назначение и смещение правительства, созыв и роспуск Государственной думы, объявление вой­ны и заключение мира, командование армией и флотом, внешняя поли­тика, чеканка монеты. Гарантировались неприкосновенность личности, собственности, жилища, свобода передвижения, вероисповедания, слова, печати, собраний союзов, но «в установленных законом пределах». В ус­ловиях военного или исключительного положения эти свободы не дейст­вовали. Оно же охватывало территорию с 75 % населения страны, а его введение и отмена входили в полномочия царя.

По смыслу манифеста от 17 октября можно было предположить, что законодательную власть Дума будет делить только с царем. Между ними же появилось «средостение». Государственный совет, половина членов которого назначалась монархом, а половина избиралась от губернских земских собраний, дворянских обществ, православной церкви, предпри­нимательских организаций, Академии наук, университетов финского сейма превратился из совещательного органа в равноправную с Думой законодательную палату. Законопроекты получали силу законов только после их одобрения обеими палатами и утверждения царем, 87-я статья «Основных законов» дала императору право между сессиями Думы вы­пускать, по предложению Совета министров, указы, не меняющие, одна­ко, Основных законов и законов о Государственном совете и Государст­венной думе. Затем эти указы выносились на утверждение Думы, но бы­ли обязательны с момента их публикации. Таким образом, Думу можно было обходить, и этой статьей не раз пользовался П. А. Столыпин.

Тем не менее, при всех своих недостатках, Акт 23 апреля имел чрез­вычайно важное значение. «Основные законы» в их новой редакции рег­ламентировали права и обязанности граждан, компетенцию и порядок формирования государственных органов. Подобный документ до сих пор в России отсутствовал. Он и не нужен был в самодержавной стране, где всё определялось волей царя.

Таким образом, Манифест от 17 октября 1905 г. и «Основные зако­ны» от 23 апреля 1906 г. внесли большие перемены в российский госу­дарственный строй. Самодержавная монархия превратилась в дуалисти­ческую. Царю пришлось поделиться законодательными полномочиями с парламентом.

Установленная избирательная система основывалась на многосте­пенности, сословности, имущественном цензе. Избирательные права получали мужчины с 25-летнего возраста (с многочисленными изъятия­ми). Всего избирателей оказывалось 20-25 миллионов — одна шестая часть населения страны. (В начале XX века всеобщего избирательного права не было почти нигде.) Избиратели делились на четыре курии: зем­левладельцы, городские жители, крестьяне и казаки, рабочие. Участие в первых двух коллегиях ограничивалось имущественным цензом. Для них выборы были двухстепенными, для рабочих — трех-, для крестьян — четырехстепенными. Выборщики от всех коллегий сходились в губерн­ских собраниях и, в соответствии с установленной для каждой нормой представительства, избирали депутатов Государственной думы. Земле­владельцы выбирали 32 %, крестьяне — 42 %, горожане — 22 %, рабочие — 3 % депутатов.

Эсеры и большевики выборы бойкотировали, и победу одержали ка­деты. Они получили 35 % мест; 20 % было у Трудовой фракции. Ее соста­вили преимущественно крестьянские представители, исповедовавшие народническую идеологию. Черносотенцам не удалось провести ни одно­го депутата. Убежденные, что правительство не решится разогнать пер­вый в русской истории парламент, кадеты и трудовики вступили в откры­тую конфронтацию с режимом и повели за собой всю Думу. Да и трудно было ожидать иного. Парламент, созданный авторитарной властью в пе­риод общественного недовольства, неизбежно превращается в бастион оппозиции и трибуну революционной пропаганды.

Подавляющим большинством, всего при одиннадцати голосах про­тив, депутаты выразили недоверие правительству. Отношение же самого правительства к Думе выявил первый же внесенный им законопроект: это было предложение отпустить средства на устройство прачечных и оранжерей при Юрьевском университете. Депутаты встретили проект дружным хохотом.

Центральное место в работе Думы занял аграрный вопрос. Крестья­не уже не верили, что землю им даст царь, но надеялись, что это сделает Дума. Трудовики (проект 104-х) предложили национализировать все земли, превышающие «трудовую норму» (площадь, которую семья может обработать собственными силами, не прибегая к найму работников). Эту землю они собирались передать в пользование всем сельским жителям, разделив ее поровну, по числу ртов или рабочих рук. В еще более ради­кальном проекте 33-х был выдвинут эсеровский лозунг «социализации земли». Кадеты (проект 42-х) также настаивали на экспроприации част­ных земель и их передаче крестьянам в пользование, «без права переус­тупки». Партия народной свободы была готова выплатить собственникам выкуп, в какой-то степени компенсирующий их потери. Но и этот самый умеренный проект вел к ликвидации крупного и среднего частного зем­левладения: гарантию от отчуждения получали лишь участки, не превы­шающие трудовой нормы.

Деятельность Думы возбудила новую революционную волну. Уча­стились забастовки, крестьянские бунты, террористические акты. Под нажимом П. А. Столыпина император 8 июля подписал указ о роспуске Думы. В том же акте устанавливалась дата созыва следующей Думы: 20 февраля 1907 г. Другим указом Столыпин назначался председателем Совета министров. Через день, в воскресенье, эти документы были опуб­ликованы. Таврический дворец — резиденция Думы — был заперт и ок­ружен войсками и полицией.

Депутаты, в общем, чувствовали, что Дума может быть распущена. Однако ни даты, ни формы роспуска они не предвидели. Не предвидели они и обмана, который совершил Столыпин: на понедельник он попросил назначить свое выступление по поводу еврейского погрома в Белостоке.

220-230 депутатов (около половины состава Думы) — кадетов, тру­довиков, социал-демократов — собрались в Выборге на территории Фин­ляндии, сохранявшей определенную автономию, и призвали народ в знак протеста не платить налоги, не признавать государственных займов, бойкотировать воинскую службу. Думцы надеялись, что это «пассивное сопротивление» перерастет в активное. Но подобные рекомендации бы­ли заведомо неисполнимы. Роспуск парламента массовых возмущений не вызвал. Выборгское воззвание осталось гласом вопиющего в пустыне. Революция надоела народу хуже правительства.

Тем более активны были революционеры. В стремлении придать новый импульс смуте эсеры прибегли к гораздо более действенному средству, нежели депутаты, — террору. 1906 год явился его апофеозом: было совершено 2600 террористических актов. Центральный боевой от­ряд во главе с Львом Зильбербергом и Летучий боевой отряд Северной области во главе с Карлом Траубергом наводили ужас на власть имущих. Руками их дружинников были убиты командир Семеновского полка Г. А. Мин, петербургский градоначальник В. Ф. Лауниц, главный военный прокурор В. П. Павлов.

Едва не погиб и премьер-министр. 12 августа 1906 г. он вел прием в своем доме на Аптекарском острове в Петербурге. Внезапно к дому под­катила карета. Из нее вышли жандармы и господин в штатском, с боль­шим портфелем в руках. Штатский потребовал пропустить его к Столы­пину, швейцар отказался, на помощь ему бросился адъютант премьер- министра, заподозривший неладное. То ли портфель упал в схватке, то ли боевик его швырнул, но раздался взрыв чудовищной силы. 27 человек, включая террористов, погибли, свыше 30, в том числе дочь и сын Столы­пина, были ранены, сам он не пострадал. Покушение совершили эсеры- максималисты — сторонники неограниченного и беспощадного террора.

«Что ни день, надевай мундир с траурной повязкой и поезжай на панихиду то по одному, то по другому генералу или сановнику», — писал граф А. А. Игнатьев, сын убитого в декабре 1906 г. члена Государственно­го совета. Власть напоминала загнанного в угол зверя. Но этот зверь еще умел огрызаться. Министры не уступали революционерам в мужестве и упорстве. На удар правительство отвечало ударом.

В марте 1905 г. полиция по доносу своего агента эсера Н.Ю.Тата­рова арестовала почти всех членов самого многочисленного отдела Бое­вой организации — петербургского. Газеты назвали это событие «Мукде­ном русской революции». Боевая организация уже не оправилась от этих потерь. Формально она дотянула до 1911 г., но совершила за это время только один террористический акт — убийство Татарова. В ноябре-дека­бре были схвачены и казнены десятки максималистов, в том числе их вождь, командир пресненских повстанцев М. И. Соколов. Союз социали­стов-революционеров максималистов исчез с политической арены.

В начале 1907 г, был выслежен, взят и вскоре повешен Зильберберг. В ноябре того же года был арестован на даче в Финляндии, а затем каз­нен Трауберг. В феврале 1908 г. были схвачены все члены его отряда.

19 августа 1906 г., через неделю после покушения на Столыпина и убийства генерала Мина, в 82 губерниях (из 87), объявленных царским указом на военном или чрезвычайном положении, были учреждены военно-полевые суды. Для гражданского населения они действовали до 20 апреля 1907 г., для армии и флота — до Февральской революции. Они состояли из офицеров местных гарнизонов и рассматривали дела терро­ристов по законам военного времени. Судебное разбирательство проис­ходило при закрытых дверях, без участия адвоката, приговоры не под­лежали обжалованию и в течение суток приводились в исполнение. По приговорам военно-полевых судов были казнены 683 человека, а всего по обвинению в терроризме — 2390. Тысячи людей были сосланы в ад­министративном порядке, без суда и следствия. Революционерами же с 1905 по 1 мая 1909 г., по официальным данным, 2691 человек был убит и 3029 ранено.

Готовясь к выборам в Думу, правительство озаботилось приобрете­нием народной поддержки. Указ от 5 октября 1906 г. уничтожил многие распространявшееся на крестьян и иных податных лиц сословные огра­ничения. Крестьяне могли свободно получать паспорта. Для поступления в учебные заведения, устройства на работу в частные компании, смены места жительства им более не требовалось увольнительных свидетельств от «обществ». Полностью ликвидировалась подушная подать. Согласно указу от 9 ноября 1906 г., началась аграрная реформа, предоставлявшая крестьянам право выходить из общины и брать в личную собственность свои наделы. С 1 января 1907 г. отменялись выкупные платежи — хотя все­го натри года раньше срока, установленного Положениями 19 февраля.

Вторые парламентские выборы власть рассматривала как экспери­мент. Правительство хотело определить, можно ли получить послушную Думу, оставаясь в рамках действующего законодательства. Оказалось, нельзя. Сократилось представительство кадетов, но их места заняли со­циалисты. На этот раз в выборах участвовали и эсеры, и большевики. Самой крупной фракцией стали трудовики, имевшие 104 места, у эсеров было 37 мест, большевики и меньшевики образовали единую социал- демократическую фракцию (65 мест). Вторая Дума вышла даже более оппозиционной, чем первая.

Но теперь у радикалов был достойный противник — Столыпин. Чу­ждые пафоса и исполненные глубокой внутренней силы, его речи застав­ляли умолкать самых неистовых революционеров. «Не запутаете!», — заявил он левым депутатам. «Им нужны великие потрясения, — сказал он о социалистах, — нам нужна великая Россия!» Мужество и хладнокровие, продемонстрированные Столыпиным и в день взрыва на его даче, и на парламентской трибуне, доставили ему огромный моральный авторитет. В отличие от своих предшественников, Столыпин действительно объе­динил деятельность Совета министров.

Однако наладить сотрудничество с парламентом ему не удалось. Кадетско-социалистическое большинство провалило все попытки пра­вых и центристов провести порицающие террор резолюции. Та же судьба неизбежно ожидала любимое детище Столыпина — земельную реформу, основанную, в противоположность оппозиционным проектам, на ры­ночных принципах. Участь Думы была предрешена.

1 июня правительство обвинило социал-демократическую фракцию в заговоре с целью «ниспровержения существующего строя» и потребо­вало лишить парламентской неприкосновенности ее членов. Этот ульти­матум Дума передала в специально созданную комиссию. Ее ответ ожи­дался 4 июня, и очевидно было, что своих Дума не выдаст. Ясно было и то, что до этого дня она не доживет.

3 июня социал-демократические депутаты были арестованы, Дума царским указом распущена, и обнародован новый избирательный закон. Конституция от 23 апреля 1906 г. не позволяла менять законы о выборах Думы без ее согласия. Следовательно, 3 июня 1907 г. царь и правительст­во совершили государственный переворот. Он знаменовал окончание революции.

Избирательный закон от 3 июля 1907 г. обозначил черту, на которой она остановилась. С упорством, достойным лучшего применения, выс­шие сословия держались за свои привилегии, уступая только силе ору­жия. Неграмотные и нищие рабочие и крестьяне, не знавшая опыта госу­дарственного управления интеллигенция хотели получить всё и сразу, наивно веря, что свержение царского строя и передел богатств автома­тически принесут стране свободу и процветание.

Правящая элита сохранила господствующее положение. Но это была пиррова победа, создавшая предпосылки для новой, сокрушительной революции. Оппозиции не удалось захватить власть. Но она получила важный плацдарм — Думу. С этого рубежа через несколько лет она пред­приняла победоносное наступление на правительство,