Покорение Поволжья поставило русскую внешнюю политику перед дилеммой. Правительство подумывало о том, чтобы добить татар и захватить Крымское ханство, ослабленное голодом, мором и междоусобицами. В 1559 г. московская рать под командованием Даниила Адашева, брата деятеля Избранной рады, опустошила западный берег полуострова. Однако на этом дело и кончилось. Не было уверенности, что Русь сможет удержать и Крым, и Казань, и Астрахань. Кроме того, конфликт с Крымом был чреват войной с могущественной Османской (Турецкой) империей — с 1478 г. его сюзереном (господином).
Иван решил пробиваться на Запад. Удаленность от исторических очагов европейской цивилизации — Афин и Рима — обусловила культурно- технологическую отсталость России. Для того, чтобы с Западом сравняться, нужно было у него учиться. Россия обладала огромными материальными ресурсами, большим населением, была сплочена деспотической царской властью. Получив вдобавок знания, она чрезвычайно расширила бы свои возможности. Этого и страшились ее соседи — Польша, Литва, Швеция, Ливонский орден, Ганзейский союз, объединявший северогерманские города. Насколько могли, они мешали России наладить связи с западными странами, В 1547 г. саксонец Г, Шлитте по поручению царя нанял в немецких землях три сотни специалистов — художников, юристов, аптекарей, типографов, аптекарей, прочих ремесленников — и повез их в Россию. В Любеке, главном городе Ганзы, экспедиция, по настоянию Ордена, была остановлена, Шлитте арестован. Белое же море, где находился важнейший русский порт — Холмогоры, на шесть месяцев в году замерзало, да и путь через него в Западную Европу, в частности, в Англию, с середины XVI столетия активно торговавшую с Россией, был много длинней, чем через Балтийское. Приобретение балтийского побережья стало для России жизненно необходимым, а война с Ливонией, следовательно, неизбежной.
Вскоре после ее начала, в 1560 г., царь разогнал Избранную раду. Видимо, Иван счел, что способен сам управлять государством. Адашев был брошен в тюрьму, где вскоре умер, Сильвестр сослан в Соловецкий монастырь.
В январе 1558 г. русские войска вторглись в Ливонию, взяли города Нарву и Дерпт. Ливонская конфедерация распалась. Остров Эзель (Саа- ремаа) отошел к датскому королю, Северная Эстляндия — шведскому. Ливонский орден и Рижское архиепископство приняли протекторат польского короля и литовского князя Сигизмунда II, Войска Сигизмунда заняли Южную Ливонию.
Признав приобретения Дании и Швеции, Россия вступила в войну с Литвой и Польшей и потерпела в 1564 г. два тяжелых поражения: на реке Уле и под городом Оршей. Причину военных неудач Иван усмотрел во внутренней крамоле — стойкое недоверие к боярству сложилось у него еще в детстве. Начались опалы и казни. Но репрессии сами породили измену — бояре побежали в Литву. (При Иване III движение было обратным — литовские аристократы переходили на службу Москве). Среди перебежчиков был и Андрей Курбский. Князю, вероятно, нужно было оправдать свой поступок. Курбский обратился с посланиями к Ивану Грозному. Эмиграция дала ему возможность высказать то, о чем боялись говорить на родине. Курбский обвинил Грозного в том, что он уничтожает невиновных людей, истребляет «достойнейших советников» и верных воевод.
В лице царя Курбский встретил достойного противника. Иван IV был начитанным, образованным человеком, по отзыву его современника, «во словесной премудрости ритором». Царь отверг все утверждения Курбского, самого его обвинил в «собачьей измене», напомнил слова апостола Павла о том, что «нет власти кроме как от Бога» и что «тот, кто противится власти, противится божьему повелению». Рассказав о том произволе, который творили бояре во время его малолетства, как сомневались в дни его тяжелой болезни в 1S53 г., кому присягать — его младенцу-сыну или Владимиру Старицкому, Иван провозгласил: «многоначалие и многовластие» ведут государство к гибели, и только неограниченная власть способна спасти страну от «междоусобных браней». Такая власть, по мнению Грозного, органически присуща России. «Русские самодержцы, — заявил он, — изначала сами владеют своим государством, а не бояре и вельможи» «Жаловать своих холопов мы вольны, — подвел итог царь, — и казнить вольны же».